Самоволка у лошадей не практиковалась. По характеру домоседы, они любили спокойную жизнь без приключений и препятствий. Если же лошадь выходила из денника, то виноваты были конюхи, которые забывали запирать денник на щеколду.
Людка работала серьезно и основательно, но однажды расслабилась. Видимо, задумалась о семейных проблемах. Она закатила тачку в денник к Элегии, автоматически выгребая навоз и мочу. Тракененская кобыла стояла возле кормушки и равнодушно жевала остатки ночного сена. Конюх отколупливала от стены влажные опилки, возмущалась и бубнила. Женьку и Аньку считала лентяйками за то, что те не вычищали денник до конца.
Людка стояла к выходу спиной. Увлеклась работой. А кобыла незаметно подошла к тачке. Вытянула морду, обнюхивала воздух. Двери в конюшню были приоткрыты. Пахло весной. Глупая лошадь как будто проснулась от зимней спячки, с удивлением раздувала ноздри и пофыркивала. Нашла лазейку между коридором и корпусом тачки. С ювелирной точностью выскочила из денника по-женски бесшумно и мягко. Но по коридору все-таки застучала. Людка ахнула, выскочила из денника в надежде, что Элегия испугается и не рискнет выходит на улицу самостоятельно. Но лошадь испугалась конюха. Людка взяла зачем-то кнут, и чувствительная кобыла, хлопая глазами, засеменила к выходу.
Элегия побежала по навозной горе, по протоптанной конюхами тропинке. На краю горы остановилась, вытянула шею в сторону леса, замерла, зажмурилась, будто изучала ароматы лесного букета: сладкие запахи березовой коры и еловых веток, пропитанных весенним вином - талым снегом и солнечными лучами. Дурочка-мечтательница, непредсказуемая тихоня. Строила из себя забитую клячу, всю зиму сопливилась и болела. И вдруг преобразилась по весне. Вспомнила принцесса о своей родословной, о том, что она дочь знаменитого тракенца Эола. Шею изогнула, как лебедь, ногами цокала изящно, прямо артистка на сцене Большого театра. В движении, особенно на рыси, Элегия преображалась.
Но Людке было не до красоты. С кордой в руках караулила кобылу у поворота. Элегия была в экстазе, в порыве творческого вдохновения. Людка попыталась накинуть корду ей на шею, как лассо, но с первого раза промахнулась. Кобыла сбила с ног неумелого конюха, столкнула ее в овраг и со всей лошадиной дури рванулась вперед в сторону ворот. Людка упала на больную спину, но тут же вскочила, не обращая внимания на боль. Вспомнила о том, что ворота были не заперты со вчерашнего дня. Ругала себя за лень, предчувствуя новые скандалы и серьезные неприятности: "Теперь уж точно Светка мне житья не даст. Опять будет жаловаться начальнику, что я ленивая и неповоротливая".
Элегия, не сбавляя скорости, выбежала за территорию конюшни, на главную дорогу агрокомплекса "Отрадное". Людка провожала кобылу с тоской. Один Бог только знает, где искать ей теперь ненормальную лошадь.
На другой стороне дороги, у выхода из агрокомплекса, тарахтели машины. Местные рабочие затеяли по весне проверку и ремонт сельскохозяйственной техники. Элегия вздрогнула, очнулась, будто лунатик ото сна. Разбуженная незнакомыми звуками, выпучила глаза. Впитывая в себя проснувшийся страх, медленно повернула назад. И, как трусливая крольчиха, рванула галопом, запутывая следы. Удирала с позором, напуганная тенями, призраками, несуществующей опасностью.
Людка не вмешивалась. Предоставила кобыле полную свободу действия. Элегия самостоятельно, без приключений, забежала в денник, успокоилась, встала возле кормушки. Стояла как и всегда, в позе тоскующей клячи.
Людка сидела в комнате на кушетке, вытирала платком вспотевшие лоб и руки. Благодарила Бога, что из денника выбежала пугливая Элегия, а не Дакрон. Если бы Дакрон, то было бы хуже. Этот жеребец, как дьявол, не боялся ни машины, ни человека.
